-Господи! Как я по тебе соскучилась! - одной рукой Магдалена держала завернутого малыша, а вторую протянула, чтобы обнять его.
Иисус медленно подошел к ней, обнял за талию и нежно поцеловал. Потом одними глазами попросил разрешение взять малыша. Магдалена колебалась.
Сорок дней никто кроме нее да еще бабки Сары, которая, собственно и принимала роды, не прикасался к ее ребенку. Для матери всегда намного спокойнее, когда ее малыш рядом с ней: так она сможет защитить его от всего зла, которое есть на свете. А зла на свете много. Все люди злые. И даже бабка Сара, которая первым увидела это чудо, которое теперь мирно спит на руках Магдалены. Даже бабка Сара злая! И женщины, которые заботливо завернули малыша в белое покрывало, тоже злые! И все женщины злые! И все мужчины злые! Все они опасны для малыша, и она, Магдалена, должна защитить свое беспомощное дитя ото всех!
Но Иисус... Разве он злой?..
Иисус отлично знал, о чем думала Магдалена. Но все же не проронил ни слова и терпеливо ждал, пока она сама решится сказать "Да", или "Нет".
Наконец она решилась. Несмело глядя на него, она осторожно протянула ему младенца. Иисус нежно обнял спящего малыша, отодвинул падающее на лицо некогда белое, а теперь уже красноватое от пыли покрывало и посмотрел на спящее чудо, которое держал. "Мальчик, - подумал он. - Мальчик... И весь в маму".
Магдалена мяла концы платка, который покрывал ее голову и защищал от лучей безжалостного солнца. Даже солнце злое! Ах, зачем же она отдала своего малыша?! Как же она теперь защитит его?! И она все сильнее теребила концы своего несчастного платка.
А Иисус не спешил возвращать малыша матери. Напротив, свободной рукой он аккуратно снял дорожную суму с плеча Магдалены и перекинул через свое плечо. "Тяжелая, - подумал он. - Как же она устала". Он обнял Магдалену за плечи. "Пойдем, тебе надо отдохнуть. И ребенку тоже".
"Пошли", - подумала она.
Они шли медленно.
Она не отрывала взгляда от ребенка. Он старался идти медленнее, чтобы не разбудить ребенка и чтобы его матери не пришлось идти слишком быстро.
Она смотрела только на малыша, но думала о нем. "Господи, как же я соскучилась по тебе, Иисус! Соскучилась по твоим добрым глазам и по тому прекрасному чувству, что я все-таки ошибаюсь. Ведь есть же добрые люди на свете. Ведь не все люди злые, да? Иисус?"
Потом они сидели на берегу ручья, в тени какого-то дерева, высокого и с густой кроной, через которую даже самые знойные лучи солнца не могли проникнуть.
Магдалена умылась и постирала красноватое от пыли покрывало, в которое был завернут ее малыш и запачканный головной платок: теперь он висел на ветке дерева, а волосы Магдалены колыхал легкий ветерок и золотило солнце. Так она была еще прекраснее.
...Так было всегда. Иисус молчал, Магдалена тоже. Потом она начинала разговор.
Сначала она просто болтала. Как сейчас. Она рассказывала о бабке Саре и о женщинах, которые укутали ее малыша в это покрывало. Тогда оно еще было белым, как снег, но сейчас, сколько его не стирай, оно уже не будет таким же ослепительно белым. Но все же оно чище ее собственной одежды, и это немного утешает ее: ее ребенку должно быть лучше, чем ей самой. И сейчас, и потом, всегда...
Иисус смотрел на ее блестящие глаза, золотистые волосы, нежные губы, длинные тонкие пальцы, ласкающие малыша. Как же он соскучился по ней...
Она все говорила и говорила, но на самом деле ждала пока он скажет что-нибудь. И он наконец заговорил.
-Мария... Почему тебя не было так долго?
-Долго? - Мария рассмеялась. - Сорок дней, Иисус. Как положено.
-Положено?
-Разве ты не знаешь? - Мария засмеялась еще громче. - Мать и ребенок должны жить вдали от людей сорок дней. А иначе и ребенок, и мать пострадают.
-Что же сделают люди матери и ребенку? Почему они пострадают?
-Сглазят, Иисус. Сгла-зят, - Мария смеялась еще громче.
-Смеешься?
-Мне смешно, потому что ты знаешь все о мире и о людях, но этих простых заветов ты не знаешь. Разве не смешно?!
-Кто завещал тебе это?
-Не только мне, Иисус. А всем матерям, и детям, и отцам. Всем. Это завещали наши отцы!
-Я знаю только одного Отца. И знаю, что он завещал нам. Он завещал нам этот мир. В нем есть все: тысячи запахов и звуков, тысячи цветов и оттенков, свет и тепло, влага и прохлада, любовь и нежность. Все есть в этом мире. И для кого все это? Для нас, для всех матерей и отцов, и, конечно же, детей, Чтобы открыв глаза, в первый же день ребенок увидел все это. А мы готовы отнять все это у наших детей, запереть их на сорок дней, а потом на всю их оставшуюся жизнь, лишить их того, что имеем сами, и что принадлежит им по праву. И почему? Потому что боимся самих себя?
Мария испуганно посмотрела на Иисуса.
-Сердишься?
-Нет, мне просто грустно...
Малыш давно уже проснулся и прислушивался к незнакомому голосу, который так ему нравился. Но голос замолчал, и ребенок стал плакать.
-Ой, прости, - засуетилась Магдалена. - Он голоден, надо его покормить.
-Мне уйти?
-Нет! Ты же не сглазишь, - Мария снова засмеялась.
Ребенок услышал смех матери и решил, что тоже будет смеяться, но только после того, как она его покормит.
Иисус смотрел на блестящую под солнцем воду, пока Магдалена кормила ребенка.
Разговор прервался, но теперь его должен возобновить он.
-А ты знаешь, чей он? - Иисус робко посмотрел на Магдалену, но она уже закончила и одевалась. А ребенок смеялся, как и решил.
-Мой. А чей же еще? - Магдалена заботливо укутала малыша в покрывало.
-А отец кто?
-Какая разница? Он только мой. - Магдалена улыбнулась малышу. - Но я думаю, что это мясник из деревни у подножия горы... на помню, как она называлась.
Иисус подвинулся ближе к Магдалене и ребенку.
-Не похож он на сына мясника.
-Я тоже так думаю. - Магдалена посмотрела на ребенка, потом повернулась к Иисусу. - Знаешь, иногда я мечтала, что... Я представляла себе, а что... если ты его отец?
-К сожалению это не так, - Иисус нежно поцеловал Магдалену.
-Знаю, - прошептала она. - И мне так жаль...
Она играла с малышом. А он смотрел на нее. Любит. Так она никого не любила и никого не полюбит. Сколько любви в этих глазах. Сколько любви в этом большом сердце для этого маленького существа.
-Сколько любви... - прошептал он.
-Что? - она повернулась к нему.
-Сколько любви... - повторил он. - Сколько же любви даруют нам наши матери, когда мы рождаемся, когда вырастаем и потом, всю нашу жизнь.
-А разве это плохо? - удивилась Магдалена.
-Это очень хорошо. Только вот куда все это потом пропадает?
-Что? Прости, я не понимаю тебя.
Иисус вздохнул.
-Любишь его, Мария?
-Шутишь? Конечно люблю!
-А как сильно ты его любишь?
Мария подумала. Как бы объяснить ему?
-Так сильно люблю, что ни у одного правителя на Земле нету столько золота!
-Сравниваешь свою любовь с золотом? - удивился Иисус.
-Я подумала, что так будет проще. Ведь больше всего на свете люди нуждаются в золоте и любви. Если бы не это, ни один мужчина не постучался бы в мою дверь, а я бы не открыла ее ни перед кем.
-Хорошо, - сказал Иисус. - Тогда я тоже использую это сравнение. Вот смотри.
Магдалена внимательно смотрела на Иисуса.
-Если я дам тебе медную монету, ты потом сможешь отдать ее нищему на базарной площади. Если я повешу золотой амулет на шею твоему сыну, он сможет подарить его любой девушке, когда вырастет. Но любовь... Ты любишь его больше, чем есть золота в казне любого тирана. Ты сама так сказала. Но разве подарит он потом кому-нибудь эту любовь? Разве станет он добрее к людям? Разве научится он прощать? Или станет каким-нибудь мясником, несмотря на всю твою любовь?
-Конечно! - вскричала Мария. - Я много чего повидала за свою жизнь, Иисус. И я знаю, что злыми становятся только те люди, кого никто не любил и не любит. Я знаю, на самом деле люди добрые, но они становятся злыми, когда никто не говорит им "Я люблю тебя.
-Почему же ты скрывалась в пустыне сорок дней со своим ребенком? Не от страха ли перед людской злобой?
Магдалена покраснела. Она не знала, что сказать.
-Нет. - Иисус говорил сам с собой. - Дело не в этом. Это любовь не пропадает. Просто мы боимся подарить ее кому-нибудь. Нам кажется, что если мы будем щедрыми, то только потеряем то, что имеем, то, что оставили нам родители.
Иисус посмотрел на Магдалену.
- Ты была права, когда сравнивала свою любовь с золотом. Люди одинаково жадны как до золота, так и до любви. Они хотят много золота, но никому не отдадут его. Так же и любовь.
Иисус посмотрел на ребенка.
-Но любовь не золото. Золото будет послушно лежать в сундуках в темном подземелье и ждать, пока хозяин откроет сундуки. Но любовь... Она не создана для заточения. Когда запираешь ее в собственной груди, она испаряется. Исчезает даже быстрее, чем появилась у тебя в сердце. Любовь не золото, не послушный раб, а своевольный хозяин. Ей нужно любящее сердце, а не жадный скряга, который запрет ее в сундуке в глубине души. И она найдет такое сердце. Найдет послушного слугу, который готов любить.
Магдалена как зачарованная смотрела на Иисуса. Даже если бы ребенок заплакал бы сейчас, она бы не услышала. Но ребенок и не думал плакать: он снова услышал голос, который так нравился ему.
-Мы все делаем неправильно. И все из-за нашей глупости и жадности. Вместо того, чтобы прятать ребенка от дождя, научи его не боятся грозы, потому что если не будет дождя, не будет и золотой пшеницы и если не будет грома, не будет и молнии, которая освещает небо. Да, ты подаришь своему сыну больше любви, чем есть в казне любого властителя. Но после этого научи его щедрости. Скажи, что он потеряет все, что имеет в сердце, если будет запирать его на тяжелые засовы. Пусть не боится дождя. Если капли не прольются, в его сердце никогда не вырастут золотые колосья. Не забудь ему сказать это.
-Не забуду, - прошептала Магдалена.
-Теперь я спокоен, - улыбнулся Иисус.
Вот и все. Он сказал все, что должен был сказать. Теперь можно помолчать, а потом поговорить о разных глупостях.
-Скажи, Иисус, что это за дерево? Никогда раньше не видела таких.
-Не знаю. Иуда говорит, что это Баобаб. Но я думаю, что он ошибается.
-Иуда знает толк в деревьях.
-Но и он может ошибаться.
-А ты? Ты можешь ошибиться?
-Конечно. Только вот...
Он не договорил. Она подождала еще немного, но он так и ничего не сказал. Тогда она прикрыла спящего на земле малыша своим головным платком и встала.
-Не уходи, - попросил Иисус.
-Не ухожу. Просто хочу искупаться. Сегодня очень жарко.
-Мне уйти?
-Нет, оставайся.
Она стала медленно раздеваться. Иисус смотрел на ее блестящие глаза и позолоченные солнцем волосы. Как же она прекрасна.
Она вдруг выпрямилась.
-Ты сказал, что будешь спокоен, если я научу сына тому, чему ты научил меня.
-Я буду тебе очень благодарен.
-Нет! Ты сказал, что будешь спокоен.
-Да, я буду спокоен, - Иисус улыбнулся одними глазами. "Вот о чем ты сейчас думаешь", - подумал он.
-Даже если окажется, что его отец - мясник из деревни у подножия горы?
-Даже тогда.
-Тогда я тоже спокойна.
