Соня. Дантист

Это уже превратилось в привычку - вредную привычку. Впрочем, ничего плохого нет в том, что...
Есть! Черт бы меня побрал, есть! Зачем? Зачем каждый день делать то, что никому не нужно? Что-то, что под запретом - неформальным, конечно, но все-таки, - что-то, что не приносит никакой пользы и... Неужели я все еще на что-то надеюсь? Глупо. Я ведь совсем не этого хотел...
А, вы все еще здесь? Подслушиваете? Подслушивайте, я не против. Даже сделаю вам одолжение, начну  с самого начала, чтобы вы все поняли.
Стать врачом хотел с самого начала. Но вот только каким? - вот в чем вопрос. Мне нравилась генетика. Но родители были против. Тогда я решил стать хирургом, в тайне надеясь, что буду проводить строго запрещенные эксперименты в каком-нибудь строго секретном подвальчике. Но в десятом классе что-то пошло не так. Я вдруг увлекся макросъемкой и решил стать дантистом. Правда, одно к другому никакого отношения не имеет, но все же...
Мне не повезло: я по своей сути новатор. Эксперименты, открытия - вот что меня волнует. А какие эксперименты у дантиста? Хотя, это как посмотреть. Я ведь сделал свое открытие...
 Послушайте! Коронки, которые никогда не портятся, не ржавеют, не выходят, послушные, стойкие, вечные... Любые испытания - сахар, соль, газировка. Да что там газировка! Кислота! Им все не по чем! Это значит поставил коронку один раз, и можешь забыть о дантисте пока не понадобится еще одна. Только вот...
Я забыл, что медицина, впрочем как и все, что есть в двадцать первом веке, - бизнес. Если одной коронки хватит на всю жизнь (а может и на несколько жизней), врачи явно в убытке. То есть не врачи, а клиника. Мы-то свою фиксированную зарплату получаем (иногда даже с опозданиями), хотя раньше нам еще и проценты обещали. Но эти проценты идут в семейный бюджет владельца клиники. Следовательно, именно по его карману приходится удар, когда кто-то из нас делает что-то полезное не бизнесу, а пациенту. Нет, делать плохо - это тоже убытки. Это значит, что в нашу клинику просто не будут ходить. А вот сделать все с четким расчетом можно. Поставил коронку так, что через пять-семь лет ее придется менять, и знаешь, что через несколько лет к тебе придет пациент, которому ты говорил "Прощайте", но имел в виду "До свидания". Дело в том, что когда коронка неожиданно портится и есть становится крайне неудобно (есть - главное, что мы делаем за всю свою жизнь), люди начинают паниковать. Куда деться?! Начинают вспоминать, кто им ставил коронку в прошлый раз - пять-семь лет назад. Находят пожелтевшую визитку, звонят и вздыхают с облегчением, когда вы назначаете им прием. Вот это называется постоянный клиент. Здесь есть еще один плюс: с каждым годом цены на те или иные услуги растут. Ничего личного, только бизнес.
А если коронка вечная... Это как продавать батарейки и создать вечный двигатель. Бьешь по своему же собственному бизнесу. Поэтому мои вечные коронки сразу же запретили. По крайней мере в нашей клинике (наш босс думает так: "Мой дом, мои законы", а на медицину ему наплевать). Я подумывал о том, чтобы уволиться и пойти работать в другую клинику. Но во всех частных клиниках такие же в-умные частники, как мой босс. А в государственных врачам платят столько же, сколько нашему младшему санитару, а у меня тоже, извините, жена и дети.
Еще у меня была такая идея: а что если объявить о своем открытии, записать его, зарегистрировать, все как положено, а потом продать патент кому-нибудь за полмиллиона долларов, купить жене шубу, а себе машину и продолжать спокойненько работать. И пусть у кого-нибудь другого будут проблемы с начальством.Возможно, правительство заинтересуется моим открытием (как будто оно вообще чем-то интересуется), откроет целую стоматологическую клинику, где будут ставить мои супер коронки, может даже клинику назовут моим именем. А может меня пригласят туда работать главврачом и будут платить вдвое больше, чем платят сейчас. А если даже не пригласят работать, у жены все равно будет шуба, у меня машина и фиксированная зарплата, на которую мы и так неплохо живем.
Я как-то сказал это все старшей медсестре. Но она посмотрела на меня, как на сумасшедшего и посоветовала показаться психологу, а лучше психиатру. А потом ко мне пришел главврач (который и лечить-то толком не умеет, поэтому мы его называем менеджером, хотя он записан как главврач) и посоветовал мне забыть о своих коронках. Он сделал пару недвусмысленных намеков, даже бровями повел так, как только в фильмах бывает, и я понял, что медицина теперь даже не бизнес. Это уже мафия (хотя сейчас любой бизнес - мафия). Пришлось забыть о вечных коронках. Хотя я все еще каждое утро начищаю их до блеска. Именно это бесит меня больше всего!
Хотя... Вам, наверное, интересно будет послушать эту историю. Не потому что я суперинтересня персона, сам знаю. что теперь и гроша ломаного не стою ни как врач, ни как человек. Но коронки... Знаете, один раз я все-таки...
Ко мне вошла женщина. Не молодая, но и не старая. Она была одета как-то странно, как будто это ее совсем не волновало (надо же! а я думал таких женщин больше нет). И смотрела она на меня очень странно, будто хотела что-то понять.
-Здравствуйте, - что еще я мог сказать?
А она как-то странно ответила, точнее спросила:
-Вы хороший врач?
Я опешил.
-Да, - стандартный ответ. Мог бы сказать, что лучший дантист в этой клинике, ну да коллег унижать не стоит.
-Нет вы не поняли, - сказала женщина. - Я пвторю вопрос: вы хороший врач?
И прежде чем я успел открыть рот, она продолжила:
-Понимаете, мой муж умер два года назад и оставил мне массу долгов. Я погасила все, но денег на "черный день" больше не осталось. А сегодня и есть этот черный день. Наши зарплаты сократили на 10%-ов, а цены, наоборот, выросли вдвое, теперь даже на колготки денег тратить не хочется. А у меня двое детей и оба подростки. А вы, наверное, знаете как трудно сейчас с детьми, особенно когда они вот-вот кончат школу - репетиторы, выпускной вечер, влюбленности, подарки. У меня один мальчик и одна девочка. Дочка... А девочки обходятся чуточку дороже, чем мальчики. Ну да ладно. Я все ради них сделаю. Только вот... Понимаете, мне нужен честный ответ. Если вы поставите мне коронку, которая заржавеет уже завтра, я не смогу придти к вам через год, и заплатить за еще одну, даже если вы сделаете мне 70%-ную скидку, как особому клиенту (хотя я вовсе не особенная). Мне нужна такая коронка, чтобы... Знаете? Как любовь. С этого момента и до конца. "Покуда смерть не разлучит нас". Хотя, с коронкой человека даже смерть не разлучит.
-Знаете... - слова почему-то застряли в горле (не знал я, что такой впечатлительный, а еще хирургом стать хотел), - я не хороший врач, а очень даже плохой. Я только-только начинаю понимать, что оказался не в том месте, где надо. Мне надо было стать генетиком и заниматься своими экспериментами. Ну, или хирургом на худой конец, хотя сейчас мне кажется, что и хирург из меня получился бы никакой. Вот, вы только пару слов сказали, а у меня уже руки дрожат. Какой из меня хирург? Нет, генетика - это мое. А дантист... Коронки, мосты, рентгены, чем-то похожие на макросъемку... А я-то думал, какая между ними связь... Я плохой дантист. Но у меня есть то, что вам нужно. Коронки... Вечные коронки... Верные... Чтоб прямо сейчас и до самой-самой смерти. Как любовь.
-А сколько они стоят? - спросила женщина. - Сколько стоит любовь простой коронки?
-Нисколько. Любовь дают задаром. К тому же они запрещены. Не потому что опасны, нет, просто они слишком хороши для нашего делового века. Как и вечная любовь. Правда, я еще не пробовал их ставить никому, но уверен, что вам они понравятся. Поставлю вам коронку и уйду из клиники, потому что это не мое.
...Это был единственный пациент, которому я поставил эти коронки. Я не ушел из клиники, как обещал, мужества не хватило. Все-таки у меня жена и дети. Но начиная с того момента, как дверь за ней тихонько закрылась, и до сих пор я жду ее. Прошло уже семь лет,  ее все нет. И иногда мне кажется, что я не такой уж плохой дантист. А иногда я думаю, может коронка сломалась, а она не пришла, потому что еще тогда, с самого начала, сказала, что не придет через год. Ну так кто я? Новатор, или все-таки человек, которому давно пора к психиатру?
Интересно, сколько длится вечная любовь коронки?

Սոնա: Սպանել, կենդանացնել, ներել...

Այդ սրճարանը շատ հարմար էր: Նախ շատ էժան էր, երկրորդ՝ գտնվում էր այգու խորքում, այստեղ քիչ մարդ էր գալիս, ու կարող էիր վստահ լինել, որ ոչ ոք ականջ չի դնում քո խոսակցությանը:
Բագը շատ հոգնած էր երևում: Դանդաղ խմում էր գարեջուրը ու անընդհատ քորում դունչը: Երևում էր, որ ուզում է շուտ տուն հասնել, սափրվել, ցնցուղ ընդունել, մարդավարի տեսք ստանալ: Բայց ինձ տեսնել ավելի շատ է ուզում, դրա համար էլ եկել է:
Մի ամիս Բագին չէի տեսել: Որտե՞ղ էր: Մեկուսարանում, ահա թե որտեղ: Խուլիգանության համար մի ամիս պատիժ էր կրում: Այսինքն մի ամիս չէ, ընդհամենը տասնհինգ օր: Բայց <<օրինակելի>> վարքի համար պահեցին մի ամիս: Բայց թե ուզում եք անկեղծ ասեմ, ինձ որ մնար, էլի մի ամիս կպահեի: Ախր աչքերից էր երևում, որ դեռ չի հանգստացել:
-Հը՞, ո՞նց են, - վերջապես հարցրեց նա:
-Վատ են, Բագ, վատ են: Տղան, որին դու ծեծեցիր, արդեն մի ամիս է հիվանդանոցում է: Մայրը անընդհատ լաց է լինում, իսկ հայրը... Սա արդեն դատարանների դռներն է թակում:
-Թող թակի, թքած ունեմ:
-Բագ, տղան մի ամիս է հիվանդանոցում է, ասում եմ:
-Գիտեմ ես դրա հիվանդանոցը: Ամեն մի փոքրիկ վերքի համար բժիշկ են կանչում: Փսլնքոտ... Գնացե՞լ ես նրա մոտ:
-Մի անգամ, ամենասկզբում: Բայց ինձ ասեցին, որ էլ չերևամ էդ կողմերում... Ես էլ չերևացի...
-Քեզ չասեցի՞ չգնաս: Չես լսում, երբեք չես լսում:
-Բագ...
-Լավ: Թող այդ: Ես ուրշ բան էի հարցնում: Ո՞նց են:
-Ովքե՞ր:
-Մաման-պապան:
-Պապադ աեց, որ հենց վերադառնաս, քեզ ռազմական ուսումնարան է ուղարկելու: Ինչ-որ ծանոթ էլ ունի, գեներալ է, կամ նման մի բան: Մամադ համոզում է, որ հոգևոր ճեմարան ուղարկեն քեզ, քահանայություն սովորես: Բայց քեզ հազիվ ընդունեն:
-Էդ ամեն ինչը ես վաղուց գիտեմ: Մաման ամեն օր զանգում էր: Ոստիկանությունում արդեն բոլորը ծիծաղում էին, ասում՝ մամայի բալա: Էնքան զանգեց, մինչև արգելեցին: Բայց էդպես նույնիսկ ավելի լավ էր: Բայց ես քո ծնողներից եմ հարցնում:
-Ի՞մ մաման-պապան:
-Հա: Ո՞նց են: Ի՞նչ են ասում:
-Ի՞նչ պիտի ասեն:
-Չե՞ն ասում՝ էլ չշփվես Բագի հետ:
-Ասում են:
-Ո՞ւ...
-Ի՞նչ՝ ու:
-Ու դու...
-Լսող չկա: Ճիշտ է, աչքիցս ընկար, բայց էնքան չէ, որ չշփվեմ քեզ հետ:
-Աչքիցդ ընկա՞:
-Կներես, Բագ, դու էն հազվադեպ մարդկանցից ես, ում պետք չի խաբել: Դրա համար առիթը բաց չեմ թողնում ասել ճշմարտությունը: Հա, աչքիցս ընկար:
Բագը տխուր գարեջուր խմեց: Ես միայն ձողիկն էի ծամում, իսկ հյութս մնաց անձեռնմխելի:
-Ուրեմն աչքիցդ ընկա՞:
-Բագ, վերջացրու:
-Չէ, ասա, ես ուզում եմ լսել:
-Իսկ ես չեմ ուզում ոչինչ ասել: Ի՞նչ ես անելու հիմա:
-Գնալու եմ տուն, ցայվեմ ու մարդավարի քնեմ:
-Չհասկացար: Այդ տղայի հետ ի՞նչ ես անելու:
-Անունը Ռուբո էր:
-Ինձ համար միևնույն է: Ի՞նչ ես անելու նրա հետ:
-Կսպասեմ՝ հիվանդանոցից դուրս գա, եթե, իհարկե, դուրս գա, հետո հարցերը կլուծեմ:
-Բագ, էլի՞:
-Բա հո կիսատ չեմ թողնելու գործս: Ինձ փակեցին <<մարդուն ծեծելու>> համար: Բայց առաջինը՝ ինքը մարդ չի, երկրորդ՝ ես նրան չէի ծեծել, ընդամենը մի-երկու չափալախ էի տվել: Իսկ հիմա կանեմ:
-Բագ, երկու չափալախից մարդը չորս վիրահատություն չի տանում:
-Չորս չէր, մի վիրահատություն էր, հաստատ եմ ասում, համ էլ սովորական պլաստիկա էր: Ուղղակի տղային թվում էր, որ էդպես կապիկից գոնե մի քիչ կտարբերվի:
-Բագ...
-Չէ, Սոն, ինքը հաստատ խելք չի հավաքել:
-Ի՞նչ գիտես:
-Մարկն էր եկել: Ասում էր, էլի էր նույն բաները ասում: Ու առհասարակ, ինքը հիվանդանոցում ոնց որ հանգստյան տանը լինի. երբ ուզում պառկում, երբ ուզում՝ գնում: Երևում է քիչ էր երկու չափալախը:
-Բագ, էսպիսի մի բառ կա, եթե գիտես, <<ներել>>:
-Քո սիրած բառն է, չէ՞: Չէ՜, ես չեմ ներելու, ներելու բան չի:
-Դե որ քեզ լսես, էս աշխարհում ներելու բան չկա: Ամեն մի մանրուքի համար պիտի իրար միս ուտենք:
-Մանրո՞ւք:
-Հա, հենց մանրուք: Քեզ թվում է, դու առաջի՞նն ես նրա ցուցակում: Սխալվում ես: Նույնը ասում էր և Ատոմի մասին, և Հայկի, և Կարոյի, և իմ:
-Ի՞նչ:
-Հա, հենց էդպես: Հիմա ի՞նչ անեի, գնայի ատամները հատ-հատ հանեի՞, թե՞ մազերը պոկեի: Անիմաստ ժամանակի կորուստ: Ու Կարոն էլ էր նույնը ասում, ասում էր ամեն մի հիմարի խելքին չի ընկնի: Հայկն էլ, Ատոմն էլ:
-Ինչո՞ւ ինձ չէիր ասում:
-Հենց դրա համար էլ չէի ասում:
-Ինչի՞ համար:
-Նրա համար, որ դու առաջնայինը երկրորդականից չես տարբերում: Ամեն մի մանրուքից բորբոքվում ես, ու չես հասկանում, որ մեկ-մեկ էլ պետք է ներել: Կամ աչք փակել, արհամարհել: Դու էդքանը չես հասկանում: Նույնիսկ հիմա, երբ մի ամիս փակի տակ ես մնացել: Դրա համար եմ ասում՝ աչքիցս ընկար: Որովհետև չես սովորում, ո՛չ մաթեմատիկա, ո՛չ էլ կյանք: Ո՛չ ուրիշի սխալների վրա ես սովորում, ո՛չ էլ քո:
Լռեցինք: Մատուցողը մոտեցավ ու հարցրեց՝ էլի ինչ-որ բան կուզե՞նք: Բագը գլխով արեց՝ չէ, ոչինչ չենք ուզում: Նա դանդաղ խմում էր գարեջուրըմ իսկ ես ձողիկն էի ծամում:
-Իբր դու ես սովորում:
-Ի՞նչ:
-Ասում եմ, դու էլ չես սովորում: Բայց հակառակ կողմից:
Բագը չարացած ինձ էր նայում:
-Այսի՞նքն:
-Դու էլ սպանեցիր-թողեցիր քո ներելով:
-Ախ այդպե՜ս: Ո՞ւմ սպանեցի, չլինի՞ ասես:
-Քեզ, Սոնչկա, քեզ սպանեցիր:
-Իսկապե՞ս:
-Այո: Դու չգիտես, բայց դու ինձնից լավը չես:
Ես մի կողմ հրեցի բաժակը և թեքվեցի դեպի Բագը:
-Այդպե՜ս ուրեմն: Ասա, ասա տեսնեմ, ի՞նչը ես չեմ սովորել կյանքում:
Բագն էլ հրեց գարեջրի բաժակը ու թեքվեց դեպի ինձ:
-Ոչինչ էլ չես սովորել: Քեզ օգտագործում են, հետո հանգիստ մոռանում քո մասին, ու դու ներում ես: Հետո հանկարծ էլի են հիշում, գալիս, օգնություն խնդրում, դու էլի օգնում ես: Քեզ շնորհակալություն էլ չեն ասի, բայց դու էլի կօգնես: Քեզ վիրավորում են, դու աչքերդ փակում ես, քեզ հիմարի տեղ դնում: Հետո ասում, որ ներում ես: Ախր դու չես ներում, դու ուղղակի հիմարություն ես անում: Քո դեմքի արտահայտությունից երբեք չես ասի՝ քեզ այսինչ բանը դո՞ւր է գալիս, թե՞ զզվում ես դրանից: Որովհետև դու միշտ ժպտում ես, քեզ համար ամեն ինչը՝ խնդիր չկա, մինչդեռ խնդիր կա, ու էդ խնդիրը հենց քո մեջ է: Անընդհատ նույն տոնը, նույն ժպիտը, նույն խնդիր չկան, ու մի անգամ չեղավ, որ ասես՝ չէ, չեմ ներում, շատ եղավ: Չես էլ պատկերացնում, ինչքան եմ ես կատաղում դրանից: Տղա լինեիր, արդեն վաղուց նախշել էի մռութդ, բայց որ աղջիկ ես... Ինչ-որ տեղ քեզ դա նույնիսկ սազում է... Բայց ես էլի կատաղում եմ, երբ դու ասում ես՝ խնդիր չկա, ոչինչ, անցավ-գնաց, ու ինձ էլ ես փորձում սովորեցնել՝ ոնց ես ներում:
Ես ապշած նրան էի նայում: Հետո հանգստացա, մոտեցրի բաժակը ու նորից սկսեցի ծամել ձողիկը:
Նա սպսում էր իմ պատասխանին, բայց երբ տեսավ, որ միայն ձողիկն եմ ծամում, քմծիծաղ տվեց ու ասեց.
-Հը՞, չե՞ս կարող պատասխանել:
-Կարող եմ: Բայց չեմ ուզում:
-Պատասխանի: Ես ուզում եմ լսել:
Որոշեցի փորձել հյութը: Չափից դուրս քաղցր էր: Չէ, ճիշտ էի անում, որ միայն ձողիկն էի ծամում:
-Լավ, կպատասխանեմ:
Լսիր, իսկ ո՞ ասեց, որ ես էդքան հեշտ եմ ներում: Չէ՜: Ներելու համար էլ պետք է որոշակիորեն նախապատրաստվել: Ինչպես մարզիկներն են պատրաստվում: Երբեմն դրա վրա շատ ավելի ժամանակ եմ ծախսում, քան ասելու համար՝ խնդիր չկա:
Դա իմ գաղտնիքն էր, ես չէի ուզում այն բացահայտել: Բայց երևի քեզ էլ այն պետք կգա:
Կարծում ես չե՞մ ոզում երբմեն բղավել, հայհոյել, նույնիսկ ծեծել: Ախր ես հիմար չեմ, ես լավ գիտեմ, երբ են ինձ շահագործում, երբ են ստորություն անում իմ հանդեպ: Կարծում ես՝ չե՞մ ուզում ոռնալ: Է՜հ, էդ բոլորն են ուզում: Բայց քչերը գիտեն, որ սրիկայի մակարդակի իջնելու փոխարեն ուրիշ՝ շատ ավելի լավ ու արդյունավետ մեթոդ կա:
Վիրավորո՞ւմ ես ինձ: Շատ բարի: Իսկ ես քեզ կսպանեմ: Կյանքում չէ, ես հո մարդասպան չեմ: Բայց մտովի կանեմ այն, ինչ ուզում եմ:
Ես գիտեմ, որ իրավունք չունեմ ոչ ոքի սպանել: Եվ հարցը Սահմանադրությունը չէ կամ այլ քրեական օրենսգիրք: Դու իրավացի ես, խնդիր կա, ու խնդիրը նրանում է, որ եթե հիմա ես քեզ սպանեմ, հետո էլ երբեք չեմ կարողանա ուղղել սխալս: Սպանել բոլորս էլ կարող ենք, իսկ քանի՞ մարդ կա, որ կարողանում է կենդանացնել դիակներ:
Չեմ կարող... Կյանքում չեմ կարող: Իսկ մտովի՜...  Ես հոյակապ մարդասպան եմ: Իմ մեթոդները քարերով ու բռուցքներով չեն սահմանափակվում, չէ՜: Ես սիրում եմ դանդաղ ու նվաստացուցիչ մահը: Ու ցավոտ, շատ ցավոտ: Մտքում կարող եմ քեզ սպանել, հետո կենդանացել, ու նորից սպանել: Ու նորից, ու նորից. սպանել-կենդանցնել-սպանել: Ամեն անգամ ավելի ու ավելի դանդաղ, ավելի ու ավելի ցավոտ, ավելի ու ավելի գեղեցիկ: Սապնությունն էլ է արվեստ, թատրոնի պես մի բան է: Իմ թատերաբեմում ամեն ինչ պետք է հաշվարկված լինի, գեղեցիկ ու կոկիկ:
Բայց հետո հանկարծ հոգնում եմ: Հասկանում եմ, որ չափից շատ ժամանակ եմ կորցնում մի սրիկայի պատճառով, ով անգամ ներողություն խնդրել չի կարող: Է՜հ, ինձ ի՞նչ, ի՞նչ եմ անելու նրա գնացքի տակ ընկած ներողությունը: Երբ արյան ծարավս հագեցնում եմ, էլ չեմ ոզում նրան վիրավորել, ներելը հեշտ է դառնում ու պարտադիր, որովհետև, ի՞նչ իմանաս, եթե հիմա չներես, չօգնես, գուցե հետո այնպիսի մի բան լինի, որ չկարողանաս ուղղել: (Քո երազանքներում ամենակարող տիրակալ ես, բայց իրականում ոչ ժամանակն է քո հրամանին սպասելու, ոչ էլ ճակատագիրը:)
Գիտե՞ս, ցանկացած հրեշտակ մի քիչ էլ հրեշ է: Բայց հենց այդ ներքին հրեշն էլ օգնում է հրեշտակին լինել բարի: Մարդիկ էլ ներքին հրեշ ունեն, բայց չգիտեն, որ ներքին հրեշը ընդամենը նրա համար է, որ նրանք կարողանան կյանքում հրեշտակ լինել: Ավելի վատ մեզ համար, որ չենք ահսկանում այդ:
Դու ասում ես՝ խնդիր կա: Խնդիր կա, և խնդիրը հետևյալն է. ներելը շատ ավելի դժվար է, քան մարդու քիթը ջարդելը: Ներելու համար բավականին երևակայություն է պետք ունենալ, թե չէ քարկոծել բոլորն էլ կարող են, նույնիսկ կապիկները:
Բագը շշմած ինձ էր նայում: Հետո գլուխը թափ տվեց, ժպտաց ու հարցրեց.
-Ինձ է՞լ էիր սպանում:
-Քեզ հենց հիմա կախաղան եմ բարձրացնում: Պարանն էլ քո մազերից է: Մի զարմացիր, իմ երևակայության մեջ դու երկա՜ր մազեր ունես: Ես նայում եմ ոնց ես դու տանջվում ցավից, ու փորձում եմ հասկանալ՝ խեղդոցի՞ց են աչքերդ այսքան դժբախտ արտահայտություն ստացել, թե՞ նրանից, որ ինքդ քո մազերն ես քաշում: Վախենամ վերջում դու համ խեղդվես, համ էլ քաչալ մնաս:
-Սադի՜ստ, - ծիծաղեց Բագը:
-Բա տեսնո՞ւմ ես: Իսկ հիմա ասա. քո կարծիքով ես քեզ կներե՞մ:
-Սպասիր: Ես արդեն մեռե՞լ եմ:
-Հա:
-Քաչա՞լ եմ:
-Հա՜:
-Ուրեմն կներես: Լավ, գնանք արդեն: Մի ամիս է կարգին օճառ չեմ տեսել:

Սոֆի: Եվ դո՞ւ, Բրութոսսսս

-Ասա, դու համաձա՞յն ես:
-Սիրելիս, դու լավ գիտես, որ ես միայն այդ եմ ուզում: Բայց...
-Ի՞նչ բայց:
-Համաձա՞յն կլինի արդյոք Նա:
-Նրան ես կհամոզեմ:
-Վախենում եմ:
-Ինչի՞ց ես վախենում:
-Վախենում եմ, որ դու Նրան կընտրես:
-Դե, վերջացրու: Դու արդեն հիմարություններ ես ասում: Ավելի լավ է բերանդ համբույրով փակեմ:
-Սիրում եմ քեզ:
-Ես էլ քեզ, հավերժ...
Այս պահին ես արդեն պիտի նրան համբուրեի, երբ հեռվից լսվես.
-Տեեեեեե՜ր իիիիի՜մ:
Վերջ:  Ես կորցրեցի պահը: Ամենահետաքրքիր պահին ինչ-որ մեկը մեզ նորից խանգարեց: Աղջիկը կարմրեց ու թաքնվեց վարդի թփերի հետևում, իսկ ես ստիպված էի երկնքից ցած իջնել և ընդունել անկոչ հյուրին:
-Այդ դո՞ւ ես, Կլավդիուս: Ի՞նչ է պատահել:
-Տեր Բրութոս, Կեսարը հույժ գաղտնի ժողով է հրավիրում Սյունազարդ սրահում: Ձեր ներկայությունը պարտադիր է:
-Ե՞րբ, Կլավդիուս:
-Արդեն տասը րոպեից, տեր իմ:
-Սպանիր ինձ, Յուպիտեր: Ու դու միայն հիմա՞ ես ինձ այդ մասին ասում:
-Ես փնտրում էի ձեզ, տեր իմ:
-Օ՜ ամենակարող աստվածներ: Դու հասկանո՞ւմ ես, որ ես կուշանամ:
-Դրա համար, տեր իմ, պետք է վազել, ոչ թե հանդիմանել ինձ:
-Բայց...
Ես նայեցի վարդի թփերի կողմը. նա արդեն գնացել էր; Լավ, ժամանակ չկա, Կլավդիուսը իրավացի է, պետք է վազել, ոչ թե ժամանակ կորցնել:

Սյունազարդ սրահը Կեսարի ամառանոցի ամենահեռավոր սրահներից մեկն է. իսկ Կեսարի ամառանոցը բլրի գագաթին է՝ հենց Յուպիտերի տաճարի դիմաց: Կեսարնը միշտ այդ առումով կատակում էր, թե Յուպիտերն ամեն առավոտ աղոթում է իրեն՝ Կեսարին: Ի՞նչ ասեմ, հիմար կատակ է, բայց Կեսարին սազում է:
-Ավե Կեսարին:
-Չէ, չէ, տղաներ, այդպես չեղավ: Պետք է ասել. <<Ավե Մեծն Կեսարին>>: Նորից, երեք, չորս:
-Ավե Մեծն Կեսարին:
-Այ, այդպես: Ավե ինձ:
-Ավե Մեծն Կեսարին:
Ես ուշացել էի, բայց ժողովը դեռ չէր սկսվել. երևում է, ինձնից բացի էլի ուշացողներ կային:
Կեսարը նայեց ինձ պառաված գիշանգղի հայացքով և փաթաթվելով կեսարական կարմիր թիկնոցի մեջ՝ ասաց.
-Եվ դո՞ւ, Բրութոսսսսս...
Օ ո՜չ: Միայն թե ոչ այդ անտանելի <<Բրութոսսսսսսս>>-ը: Ամեն անգամ, երբ նա այդպես էր ասում, ես ուզում էի դանակահարվել, կախվել, սովից մեռնել ու պատերազմում զոհվել միաժամանակ: Կեսարն անընդհատ այդպես էր ասում՝ <<Բրութոսսսսսս>>: Այդ անվերջ սսսսս-ն ինձ պարզապես հունից հանում է: Ախր իմ անունը կազմված է ընամենը երկու վանկից և վեց տառից, ի՞նչ պարտադիր է երկու-երեք անգամ ավելի երկար դարձնել այն: Պալատում ադրեն անեկդոտներ էին պատմում իմ մասին, ասում. <<Բրութոս, անունդ քանի՞ ս-ով է գրվում՝ վե՞ց, թե՞ ութ>>: Դե արի ու ամեն անգամ բացատրի, որ քո անունը ընդամենը մի անիծյալ ս-ով է գրվում:
-Եվ ես, Կեսար... - Ես ապուշ կտրած նայում էի Կեսարին: - Ներեցեք, Կեսար, ի՞նչը՝ և ես:
-Դու էլ ես ուշանում, այդ էի ուզում ասել:
Եվ Կեսարը արհամարհական ժեստով շրջվեց դեպի այլ պալատականները: Ես ինձ այնքան նվաստացած էի զգում, որ հանդգնեցի արդարանալ:
-Բայց, Կեսար, ինձ ընդամենը տասը րոպե առաջ տեղեկացրին, որ դուք ժողով եք հրավիրում:
Կեսարը դեպի ինձ շրջվեց ու նորից նայեց ինձ պառաված գիշանգղի հայացքով: Այնպիսի տպավորություն էր, որ երկընտրանքի առջև է՝ բաբախող սի՞րտս կրծքից հանի, թե՞ կտուցով տա գլխիս, սպասի մինչև կսառեմ, ու լեշս խժռի:
-Կարծում եմ, տասը րոպեն բավական է սիրասուն Կեսարի մոտ հասնելու համար:
-Սիրասո՞ւն: Չէ հա:
Սեպտիմիլիուսն էր, Կեսարի առաջին խորհրդականը: Նա սուր միտք ուներ, վիթխարի գիտելիքներ ու չափից դուրս երկար լեզու:
Կեսարը մի պահ լռեց, զյրույթից չգիտեր, ինչ ասի: Հետո որոշեց արհամարհել բոլորին բացի, իհարկե, սեփական անձից, ու բոլորիս հրավիրեց սրահի կենտրոն՝ սեղանի մոտ: Սեղանին ինչ-որ տարօրինակ կառույցի հատակագիծ էր ներկայացված:
-Սա ի՞նչ է, Կեսար, - Սեպտիմիլիուսը այնքան ցածր էր կռացել հատակագծի վրա, որ թվում էր, թե նա հոտոտում է ինչ-որ բան հատակագծի ներսում:
-Սա, - Կեսարը հաղթական հայացքով զննեց բոլորիս դեմքերը, - մեր պալատի նոր հատակագիծն է:
-Այսի՞նքն, - հարցրեցինք բլորս միաբերան:
-Այսինքն ես ուզում եմ ձևափոխել պալատը և ամառանոցը: Սա, օրիանկ, հենց Սյունազարդ սրահի տեղում է լինելու, - և Կեսարը մատնացույց արեց մի տձև հրապարակ առավել անճոռնի շատրվանով:
-Ի՞նչ, - գոչեց Սեպտիմիլիուսը, - սա լինելու է Սյունազարդ սրահի փոխարե՞ն: Դա պարզապես խայտառակություն է, Կեսար: Պլուտոնը ստրգետնյա աշխարհում յոթ անգամ իր գահից ընկավ: Եթե մենք ավիրենք պալատը ու դրա փոխարեն կառուցենք սա, աստվածները կծաղրեն մեզ երկնքում, իսկ մարդիկ՝ երկրում: Ո՞վ է այն հիմարը, ով նախագծել է այս: Ցույց տվեք ինձ դրան: Ես կհրամայեմ մտրակել նրան այնքան, մինչև մեկընդմիշտ համոզվի, որ մուսաների համար չի ծնվել:
Կեսարը ձեռքերը խաչեց կրծքին ու ջղային նայեց Սեպտիմիլիուսին:
-Սեպտիմիլիուս, ինչպե՞ս ես հանդգնում: Ես եմ ճարտարապետը: Ինձ է՞լ ես մտրակելու:
Սեպտիմիլիուսը մի պահ ապշած նայեց Կեսարին, հետո հանկարծ սկսեց հռհռալ:
-Ծիծաղո՞ւմ ես, - Կեսարն ավելի զայրացավ:
-Կեսա՜ր.... Դո՞ւ ք եք ճարտարապետը: Ուրեմն կարող ենք հենց հիմա դեն նետել այս մուսաների անարգանքը և գնալ ճաշելու: Այնքան ծիծաղեցի, որ ախորժակս բացվեց: Ձեր կատակը պարզապես հիասքանչ էր, Կեսար:
-Ի՞նչ կատակ, ի՞նչ ես ասում, ցնդե՞լ ես, ի՞նչ է, - Կեսարը արդեն չգիտեր, հրամայեր քառատե՞լ Սեպտիմիլիուսին, թե՞ պարզապես հոգեբուժարան ուղարկեր:
-Ասում եմ, որ ճարտարապետությունը ճարտարապետներին թողնեք, սիրելի տիրակալ, ձեր ի՞նչ գործն է ճարտարապետությունը: Դուք քաջարի զինվոր եք, ձեր գործը հայրենիքը պաշտպանելն է: Իսկ ճարտարապետությունը թողեք նրանց, ովքեր գոնե մի քիչ գլուխ են հանում դրանից:
-Ի՞նչ, - Կեսարը խարույկի վրա թողած կաթսայի պես եռում էր: - Ախ դու հանդո՜ւգն: Ափսոս, որ մահամերձ հորդ երդվել էի չգլխատել քեզ, թե չէ արդեն վաղուց գլուխդ կզարդարեր իմ նիզակը:
-Իսկ ձեր կարծիքով ինչո՞ւ եմ ես այսքան քաջ, - քմծիծաղ տվեց Սեպտիմիլիուսը՝ դիմելով բոլորին:
-Լռիր, գարշելի, դու ամեն ինչ արեցիր ինձ զայրացնելու համար: Իսկ դուք ի՞նչ կասեք, պալատական այրեր: Անճոռնի՞ է իմ նոր պալատը:
-Այո, - միաբերան ասեցին բոլոր պալատականները. բոլորն էլ համամիտ էին Սեպտիմիլիուսի հետ, պարզապես սպաում էին, որ նա առաջինը ջղայնացնի Կեսարին:
Հետո Կեսարը շրջվեց դեպի ինձ.
-Եվ դո՞ւ, Բրութոսսսս...
Ոտքերս թուլացան. նորից այդ գիշատիչ հայացքը, այդ անտանելի <<Բրութոսսսս>>-ը: Ես չեմ դիմանա:
-Ի՞նչ՝ և ես, Կեսար, - կմկմացի ես:
-Դու է՞լ ես այդպես կարծում:
Ի՞նչ ասեի, ասեի, որ նախագիծը հիասքա՞նչ է, ախր ես դա ինձ չէի ների: Բայց մյուս կողմից, եթե հիմա բարկացնեի նրան, նա կարգելեր իմ հարսանիքը: Ի՞նչ անեի:
-Ես... ես... ես... ես...
-Ես այդպես էլ գիտեի, - աչքերը կկոցեց Կեսարը: - Թուլամորթ: - Հետո նա դիմեց մնացած պալատականներին. - Իմացեք, անկախ ամեն ինչից շինարարությունը կսկիսվի վաղն արևածագին: Ես ադպես ասեցի: Ավե ինձ: - Ու հաղթական քայլվածքով հեռացավ:
-Մեզ այդ էր մնում միայն պակաս, - դժգոհեց փնթփնթան Սիկելիուսը և ուշադիր նայեց հատակագծին: - Տեսեք, ինչ է ստացվում, - հանկարծ գոչեց նա, - ըստ հատակագծի իմ սենյակի տեղում կառուցվելու է արտաքնոց: Դա պարզապես սարսափելի է:
-Իսկ իմ սենյակի փոխարեն՝ գրադարա՞ն, - զարմացավ ծերուկ Միլենիուսը: - Դե ասա, ինչի՞ն է Կեսարին պետք գրադարանը: Ախր նա իր ողջ կյանքի ընթացքում միայն իր մեմուարներն է կարդացել:
-Մեր Կեսարն այդպիսին է, - ծաղրեց Սեպտիմիլիուսը, - նա միշտ ասում է. <<Եկա, տեսա, հաղթեցի>>: Իսկ ես ուղղում եմ նրան. <<Եկա, տեսա, փչացրեցի>>:
-Շատ ճիշտ ես ասում, - բռունցքը սեղանին տվեց հաղթանդամ Պարիմիոսը:
Ես նայեցի հատակագծին. վարդերով պարտեզի փոխարեն պիտի կառուցվեր բանջարանոց: Կեսարն ուզում էր, որ իր սիրած վարունգները աճացնեին հենց իր պալատում: Այս նոր պալատում վարդերի համար տեղ չկար:
Սրահ մտավ Կլավդիուսը:
-Ինչպե՞ս են գործերը, - նա դանդաղ մոտեցավ մեզ:
-Սա պարզապես հրեշավոր է, - գլուխն օրորեց Սեպտիմիլիուսը, հետո ծիծաղելով ավելացրեց, - Կլավդիուս, քո սենյակի փոխարեն մեծ պատշգամբ են կառուցելու:
-Ահ, այդ նոր հատակագիծն եք զննում, - հորանջեց Կլավդիուսը:
-Դու որտեղի՞ց գիտես, - զարմացավ Պարիմիոսը:
-Բոլորն էլ գիտեն: Հույժ գաղտնի ժողովների մասին ծառաներն իմանում են այն ժամանակ, երբ իմաստուն այրերը դեռ չեն էլ հավաքվել: Իսկ եթե գիտեն ծառաները, բոլորն էլ կիմանան, - բացատրեց Կլավդիուսը:
-Իսկ դու գիտե՞ս, որ շինարարությունը սկսվելու է վաղն արևածագին, - հարցրեց Սիկելիուսը:
-Ոչ, տեր իմ, Կեսարը փոխել է որոշումը, - ժպտաց Կլավդիուսը, - շինարարությունը կսկսվի այսօր կեսգիշերին:
-Այդ ե՞րբ հասցրեց ծեր մակաբույծը, - վեր թռավ Սեպտիմիլիուսը:
-Հենց նոր, - ուսերը թոթվեց Կլավդիուսը: - Նրա մոտից եմ գալիս: Ձեզ է կանչում, տեր Բրութոս:
-Արդեն գնում եմ, - ես արդեն ուզում էի գնալ, բայց Սեպտիմիլիուսը կանգնեցրեց ինձ:
-Բրութոս, մենք կարծում ենք, որ այս խնդիրը շատ պարզ լուծում ունի:
-Ի՞նչ լուծում:
-Չկա Կեսարը, չկա խնդիրը: Մենք ուզում ենք դավադրություն կազմակերպել ու սպանել նրան:
-Այդ ե՞րբ հասցրեցիք որոշել, - աչքերս թռան ճակատս:
-Է՜հ, միամիտ, դու չգիտե՞ս, որ նախարարները կարողանում են միմյանց մտքերը կարդալ: Թե չէ որ ամեն դավադրություն Կեսարի պես <<գաղտնի>> ժողովներում քննարկեինք, հեղաշրջում չէր լինի:
-Հաստատ, - հաստատեց Կլավդիուսը: - Ցանկացած պալատում էլ ծառաներ կան, ուրեմն գաղտնի ժողով լինել չի կարող:
-Հիմա ասա ինձ, Բրութոս, - շշնջաց Սեպտիմիլիուսը, - դու մեզ հե՞տ ես:
-Գժվե՞լ եք, ի՞նչ է, - բղավեցի ես:
-Այսինքն՝ այո՞:
-Իհրակե ո՛չ: Ինչպե՞ս կարող եմ ես դավաճանել մեկին, ով հոր պես սիրում է ինձ:
-Սիրում է քե՞զ, - բլորը սկսեցին անճոռնի հռհռալ: - Միամիտ տղա, այդ պառավ ագռավը միայն իրեն է սիրում: Իսկ քեզ վրա թքած ունի, Բրութոսսսսս...
Ես չդիմացա: Կեսարն, իհարկե, սրիկա էր, բայց չէ՞ որ նա էր ինձ դաստիարակել:
-Վերջացրեք, ես չեմ ուզում ոչինչ լսել: Թող ինձ, ծերուկ, ես գնում եմ, Կեսարը սպասում է ինձ:
-Լավ, գնա, - Սեպտիմիլիուսը բաց թողեց ինձ, - բայց ոչինչ չասես նրան, տղա: Իսկ եթե ասես, նա միևնույն է քեզ չի հավատա: Նրա մտքովն անգամ չի անցնում, որ ինչ-որ մեկը կարող է սպանել ցանկանալ <<սիրասուն>> Կեսարին:
Ես դուրս վազեցի սրահից: Իհարկե, Կեսարը ինձ չէր հավատա, բայց միևնույն է պետք է զգուշացնեի նրան:
-Կեսա՜ր:
-Դե վերջապես, Բրութոսսսս: Ինձ քո օգնությունն է պետք:
-Ի՞նչ է պատահել:
-Կարմի՞ր թիկնոցը, թե՞ ձիթապտղագույնը:
-Ի՞նչ:
Կեսարը կանգնած էր զգեստապահարանի առաջ ու նայում էր մեկ կարմիր տոնական թիկնոցին, մեկ գարշելի ձիթապտղագույնին, նրա սիրած թիկնոցն էր:
-Ես էլ եմ կարծում, որ ձիթապտղագույնն ավելի լավն է, - վերջապես որոշեց նա:
-Ինչ-որ տո՞ն է լինելու, - հարցրեցի ես:
-Չգիտե՞ս, իմ հարսանիքն է:
-Ե՞րբ, Կեսար:
-Վաղը:
-Բայց վաղը սկսվում է շինարարությունը:
-Է՜, հետո՞ ինչ, մեկը մյուսին չի խանգարում:
-Իսկ ո՞վ է հարսնացուն:
-Անունը չգիտեմ: Բայց այսօր տեսա, ինչպես էիք դուք զբոսնում այգում, ու որոշեցի ամուսնանալ նրա հետ:
-Օ պերճալի Վեներա, այդ ի՞նչ ես ասում: Պետք է զգուշացնել նրան:
-Այո, գնա ու ասա, որ պատրաստվի, ժամանակ չմնաց:

Ինչպե՞ս նա կարող էր այդպես վարվել ինձ հետ: Ախր տեսել էր, ինչպես ենք զբոսնում միասին, երևի գիտեր, որ սիրահարված եմ, ինչո՞ւ որոշեց ամուսնանալ հենց նրա հետ: Ինչպե՞ս կարող էր այդպես վարվել: Հանկարծ հիշեցի Սեպտիմիլիուսի խոսքերը, որ Կեսարը իրենցի բացի ոչ մեկին չի սիրում: Մի՞թե չարախոս ծերուկն իրավացի էր:
-Սիրելի՜ս...
Շնչակտուր վազում եմ նրա սենյակը:
-Սիրելիս, Կեսարը ուզում է ամուսնանալ քեզ հետ... Այս ի՞նչ ես անում:
-Ես չեմ կարող այդպես ապրել, Բրութոս: Ես գիտեմ, որ Կեսարը որոշեց սպանել ինձ: Ես չեմ սապսի հարսանիքին, հենց հիմա դաշույնը սիրտս կխրեմ:
-Դու որտեղի՞ց գիտես:
-Բոլորն էլ գիտեն: Մայրիկս արդեն գնացել է դերձակի մոտ զգեստի հետևից: Երբ նա վրեդառնա, մահվան աստվածը արդեն  իմ հոգին Պլուտոնի թագավորությունը կտանի: Հուսով եմ, գոնե ստորգետնյա աշխարհի տիրակալը մի քիչ ավել գթասիրտ կլինի իմ հանդեպ:
-Գժվե՞լ ես, ի՞նչ է, քեզ թվում է, որ ես թույլ կտամ, որ դու այսպես մահանա՞ս:
-Բա ի՞նչ ես անելու: Չէ՜, ես միշտ էլ գիտեի, որ դու նրան կընտրես: Հեռու գնա, մի խանգարի ինձ:

Պալատականները հավաքվել էին Ջահերով սրահում: Սեպտիմիլիուսը առաջնորդում էր ժողովը:
-Սեպտիմիլիուս, ես միանում եմ ձեզ, միայն թե շուտ արեք, ինչ անում եք:
-Բրութո՞ս, - բոլորը զարմացած ինձ նայեցին: - Ինչո՞ւ հանկարծ որոշեցիր...
-Ի՞նչ տարբերություն, ես ուզում եմ սպանել Կեսարին, և դա է կարևորը:
-Լավ, արի, նստիր: Նա հիմա կգա: Կլավդիուսը գնաց, որ կանչի նրան գաղտնի ժողովի:
-Բայց միայն Կեսարն է նշանակում գաղտնի ժողովները:
-Այո, դրա համար Կլավդիուսը կասի, որ ինքն է նշանակել, և մենք սպասում ենք: Ի՞նչ պիտի հիշի, որ ոչ մի ժողով էլ չի նշանակել: Նա հիմա չափազանց զբաղված է, շուտով նրա հարսանիքն է:
-Գիտեմ...
Կեսարը շատ շուտ եկավ. նա չէր սիրում ուշանալ և տանել չէր կարողանում ուշացողներին:
Բայց այն մի քանի րոպեների ընթացքում, երբ բլորը լռում էին ու սպսում նրան, ես մտածում էի: Ինչո՞ւ, ինչո՞ւ էր ինձ դաստիարակում, սովորեցնում, կրթում, մեծացնում, եթե այդպես պիտի վարվեր ինձ հետ: Միշտ դժգոհ էր, ստորացնում էր ինձ, ասում, որ հիասթափված է: Բայց ինչպե՞ս կարող ես հիասթափվել, եթե երբեք էլ գոհ չես եղել: Ու միշտ այդ անտանելի <<Եվ դո՞ւ, Բրութոսսսսսսսս>>-ը: Չէ, ես հաստատ ճիշտ եմ վարվում: Եթե այդպես չանեմ, պարզապես կխելագարվեմ: Ավելի լավ է դավաճան ու հայրասպան լինեմ, քան մի թուլամորթ, ով պատրաստ է անվերջ ու անվերջ ստորանալ մեկի առջև, ով բնավ դրա կարիքը չունի:
Երբ Կեսարը մահանա, հաստատ Սեպտիմիլիուսը և մնացած բոլորը կսկսեն պատերազմել գահի համար: Ամեն մեկը մի բան կպահանջի: Ամեն մեկը կփորձի ազատվել մյուսից: Ես այդ ամենը շատ լավ գիտեմ: Ինձ էլ կհարցնեն, ինչ եմ ուզում: Իսկ ես միայն մի բան եմ ուզում: Որ քերականության մեջ նոր կանոն մտցնեն. բառավերջում մի ս-ից ավելի գրելն ու արտասանելը արգելվում է: Եվ թող դա կոպիտ քերականական և ուղղագրական սխալ համարվի, այնքան կոպիտ, ինչպես, ասենք, սեփական անունը փոքրատառով գրելը: Այդ ժամանակ ոչ ոք էլ չի խեղաթյուրի իմ բազմաչարչար անունը, որը գրվում է ընդամենը մի ս-ով:

Երբ ես հարվածեցի նրան, նա աչքերը չռեց ու արյունը թքելով հազիվ ասաց.
-Եվ դո՞ւ, Բրութոսսսսսս...
-Հատկապես ես, ծերուկ: Հա, ու իմիջի այլոց, իմ անունը գրվում է մի ս-ով: Իսկ դու պարզապես սրիկա ես, որ որոշեցիր ինձնից խլել իմ սերը: Եվ պարզապես հիմար ես, եթե կարծում էիր, որ ես հանգիստ կթողնեմ քեզ անել այն, ինչ ուզում ես:

Դարեր հետո կասեն, որ ես դավաճանեցի մեծն Կեսարին: Բայց ես հո լավ գիտեմ, որ ամեն ինչ ճիշտ էի արել: Պաշտպանեցի արժանապատվությունս, պաշտպանեցի անունս, պաշտպանեցի սիրելիիս: Իսկ մնացածը կարևոր չէ:
Հա, ու մի բան էլ, քերականության այն կանոնը, որն այնքան շատ էի ուզում, արդեն ընդունել են: Դե թող մեկն էլ փորձի ասել <<Բրութոսսսսսսսս>>.... 

Соня. Прости, Крис, но я не такой, каким ты меня видишь. (Фанфик на книгу Кристофера Паолини "Эрагон")

 

Первой появилась Арья. Точнее не Арья, а Фирнен, потому что Арью с такого расстояния Эрагон не увидел даже при всех его эльфийских финтифлюшках. А вот Фирнен стремительно приближался. Он стал больше и летел теперь быстрее, и Эрагону показалось, что даже чешуя его сверкает ярче, несмотря на то, что солнце еще не встало.
“Фирнен появился на горизонте раньше солнца”, – услышал Эрагон мысленное пение Сапфиры и почувствовал, как в ее груди поднимается уже почти забытое, но бережно охраняемое чувство. Сам же Эрагон никогда не пытался забыть то чувство, которое теперь обжигало все его нутро, заставляя кровь бешено стучать в висках, а сердце – в груди.
Фирнен сделал несколько кругов в воздухе, а потом плавно приземлился в десяти шагах от Эрагона и Сапфиры.
Сапфира пустила в воздух столб огня, приветствуя изумрудного дракона. Фирнен ответил ей тем же, а потом прижал голову к земле, чтобы Арье было удобно спуститься. А вот и она, Арья… На ней была легкая зеленая туника и брюки такого же цвета. И только диадема на ее голове выдавала, что это не лесная нимфа, а королева эльфов. Эрагон улыбнулся ей одними глазами, она улыбнулась по-настоящему, но в глазах ее проскальзывало тщательно скрываемое беспокойство. Впрочем Эрагона это не волновало. Он смотрел на Арью как-то слишком пристально и каждую секунду отмечал про себя, что она стала еще прекраснее, хотя раньше Эрагону казалось, что это невозможно. Сапфира ласково прижалась носом к носу Фирнена, а потом нежно укусила его за ухо. Он ответил ей тем же. Казалось они уже забыли год разлуки и теперь ворковали, как влюбленные птенцы, которые вместе засыпают и вместе просыпаются на рассвете. Эрагон же, напротив, не подошел к Арье, даже не поприветствовал ее, не помахал ей рукой, не поклонился. Она тоже не подходила: хотела, чтобы он подошел первым. Эрагон отлично понимал, что его поведение просто неприлично, но все же оставался на месте. Он знал, что через несколько часов они с Арьей будут вместе, и тогда он сможет сделать все, что должен делать юноша, который страстно любит девушку, но вынужден был целый год терпеть разлуку. Но это будет через несколько часов, а теперь Эрагону следовало быть сдержанным и холодным, чтобы давно ожидавшее его и наконец обретенное счастье потом казалось еще слаще.
Вторым был Роран. Он прискакал верхом на Сноуфайре. Эрагон знал, как его двоюродный брат не любит ездить верхом, в частности после Ароуза. Собственно Сноуфайра он оставил только в память о кузене. И то, что он наконец оседлал жеребца, говорило о многом: о том, что он соскучился, что не ожидал увидеть Эрагона так скоро и что, черт побери, именно этого он хотел весь этот год. Роран так крепко сжал поводья, что Сноуфайр встал на дыбы и чуть не скинул своего всадника. Роран с трудом удержал равновесие, но в конце концов благополучно оказался на земле. В следующую секунду он уже обнимал Эрагона, повторяя:
-Эрагон, братишка!
Потом он отстранился от брата, посмотрел ему в глаза, словно проверяя действительно ли это Эрагон, или он напрасно оседлал Сноуфайра. Убедившись наконец, что перед ним именно Губитель Шейдов, он снова обнял брата.
-Братишка! Когда мы расставались, ты так говорил, что мне показалось, что ты оставляешь Алагейзию навсегда. Видимо я что-то не допонял, я даже не думал, что ты так скоро вернешься. И я так рад, что я такой дурак!
“Нет, Роран, – подумал Эрагон, и Роран услышал его мысли, – ты не дурак. Это я дурак. Но теперь я исправился”.
-Не знаю, о чем ты, – сказал Роран, не разжимая объятья, – но это не важно. Важно то, что ты вернулся! – Потом граф Паланкара наконец заметил эльфийку. Арья стояла в стороне и следила за ними. – Ба! И Арья здесь! Приветствую тебя, королева! А почему ты не подходишь?
Арья подошла к братьям, поприветствовала Рорана, потом Эрагона – более холодным тоном, потом снова отошла на несколько шагов и отвернулась, будто бы наблюдая за Сапфирой и Фирненом.
“Ничего, любимая, уже очень скоро”, – подумал Эрагон.
-Смотри ка, у них все просто отлично! – улыбнулся Роран, увидев в небе драконов. – Привет, Сапфира! Здравствуй, Фирнен! – он помахал драконам рукой.
Сапфира радостно взревела, приветствуя его, Фирнен снова пустил в небо столб огня: теперь это у него получалось намного лучше, чем год назад, и он был рад пощеголять перед Сапфирой при первом же подходящем или неподходящем случае.
Наконец драконы опустились на землю: Фирнен позади Арьи, а Сапфира между Рораном и Эрагоном. Арья не смотрела на Эрагона, взгляд ее переходил с Сапфиры на Рорана и обратно. Но первой она обратилась именно к Эрагону.
-Зачем ты позвал нас, Эрагон?
Эрагон только покачал головой. Арья и Роран переглянулись: теперь оба были в явном замешательстве.
-Мы кого-то ждем? – первым свою догадку озвучил Роран.
Эрагон кивнул.
-Но кого? – брови Арьи взметнулись вверх: неужели появился еще один всадник?
Эрагон молчал. Роран смотрел то на Арью, то на Сапфиру, будто школьник, который не выучил урок и теперь просит, чтобы ему подсказали. Сапфира носом ткнула Рорана в бок, как бы подсказывая ему.
-Муртаг! – сказали Арья и Роран одновременно.
Эрагон улыбнулся.
-Не думаю, что он придет, – Арья скрестила руки на груди.
“Уже пришел”, – услышали они мысленный голос Фирнена, который смотрел куда-то вдаль.
На горизонте появился красный дракон. Солнце медленно поднималось с другой стороны, и когда его лучи освещали кровавую чешую дракона, казалось, что солнце встает и на востоке, и на западе. Торн летел очень медленно, будто сомневаясь в чем-то. Он приземлился довольно далеко от собравшейся компании. Муртаг легко спрыгнул со спины своего дракона и тут же вынул из ножен Заррок. Арья тоже выхватила свой меч, а Роран сжал рукоять молота. Но Эрагон так строго посмотрел на сводного брата, что Муртаг спрятал меч и медленно пошел к ним, виновато опустив голову. Торн медлил. Он посмотрел на драконов. Фирнен оскалился, но Сапфира уверенно кивнула красному дракону, и тот медленно пошел за своим Всадником. Наконец Муртаг и Торн присоединились к ожидавшей их компании, хотя встали чуть в стороне.
Наконец Эрагон заговорил.
-Здравствуйте, Муртаг и Торн, Арья и Фирнен, Роран.
-И Сноуфайр, – добавил Роран.
Муртаг прыснул, Арья с упреком посмотрела на Рорана, а Эрагон улыбнулся и продолжил:
-Рад снова видеть всех вас. Надеюсь все вы в добром здравии и…
-Перестань! – не выдержала Арья. – Ты ведь позвал нас всех сюда спустя год не для того, чтобы спросить о нашем здоровье! Ты хотел что-то сказать, так говори, и не тяни!
-Он и говорит, – заступился Роран за брата. – Человек не видел нас целый год, соскучился, в конце концов.
-Согласен, -  Муртаг скрестил руки на груди, – с Арьей… Я, конечно, тоже соскучился по тебе, Эрагон, но ни за что не прилетел бы сюда, если бы не думал, что тебе есть что сказать. Перспектива снова встретиться со старыми врагами меня не очень радует. – Он посмотрел на Арью и Рорана. – Без обид.
Арья нетерпеливо махнула рукой и продолжила:
-Я думала, что в Алагейзии объявился новый всадник, или что против нас готовится новый заговор! А ты молчишь, или же говоришь о каких-то глупостях! Да что с тобой, Эрагон?! Говори же!
“Все, ее терпению пришел конец. И в этом виноват я. Но так даже лучше. Теперь, когда конец пришел всему, можно начать все с чистого листа”.
-Хорошо, – Эрагон сделал шаг вперед, – я буду говорить. Но вам придется быть терпеливыми, потому что говорить я буду долго.
Он окинул взглядом всех присутствующих. Арья стояла, поджав губы, и ждала, когда же он все-таки начнет.
Роран внимательно слушал, иногда переступая с ноги на ногу. Муртаг все еще сжимал рукоять Заррока, но было видно, что он не собирается перебивать сводного брата.
-Ну так слушайте, что я вам скажу. И ты тоже слушай, Крис, ведь тебя я тоже пригласил сегодня на мою исповедь.
Галбаторикс умер, война закончилась, и я подумал: “Это конец”. Я тогда не понял, что это только начало, начало нашей жизни, начало моей жизни. Насуада стала королевой и все у нее получалось просто прекрасно. В мудрости Арьи я не посмел бы усомниться никогда, так же, как и в том, что Роран будет счастлив с Катриной и своей малышкой – со мной, или без меня. Он заслужил счастье…  Муртаг улетел… Я позволил ему улететь… И мне показалось, что я больше никому на этом свете не нужен. Не смотрите на меня так и, пожалуйста, не перебивайте. Да, мне казалось, что я никому не нужен. Но я не понимал, что теперь я нужен тому, кому я должен был уделять немного больше внимания, о ком я всегда думал, но не так, как следовало бы. Я был нужен самому себе. Не удивляйтесь, это чистая правда!
Только теперь я понимаю, каким я был нерадивым учеником. Ведь меня все чему-то учили, учили тому, что я сам должен был понять, но я не понимал и не понял даже после того, как мне все наглядно объяснили. Вы мне все объясняли, друзья мои, а я оказался настоящим тупицей…
Глядя на тебя, Роран, я должен был понять, что есть на свете мужественные люди, люди, которые идут до конца и не сомневаются в своей правоте. Не сомневаются, потому что,  черт побери, они правы! Правы во всем! Правы, когда ненавидят. Правы, когда убивают. Но особенно правы, когда любят…
Глядя на вас,  Муртаг и Торн, я должен был понять, что есть на этом свете страдание похуже того, что испытываю я. Что на самом деле я никогда не страдал, а лишь придумывал всякие сложности, когда все было до боли просто.
Арья… Я должен был с самого начала понять, что в мире есть нечто большее, чем бесконечная война и необходимость быть или победителем, или проигравшим! Я должен был это понять, еще когда впервые увидел тебя в Гиллиде.  Но я не понял этого, ни тогда, ни потом, ни даже в самом конце.
Друзья мои, вы преуспели во всем: в страданье и в счастье, в мудрости и в величии. А я ничего так и не добился. Я хотел быть сильным, но всегда был недостаточно сильным. Хотел быть храбрым, но всегда сомневался. Хотел быть решительным, но все думал тогда, когда надо было действовать. Я вечно был вторым: вторым после Сапфиры, вторым после Арьи, вторым после Муртага, и даже после тебя, Роран. Особенно после тебя. Я переживал, что недостаточно ловок в фехтовании и недостаточно сведущ в магии, но я не понимал, что в самом главном вопросе я даже не второй, а самый последний. В жизни…
Я хотел быть мудрым… Все мудрил, мудрил, а умнее не стал. Хотел быть преданным и верным, но был эгоистом. А хуже всего то, что даже эгоистом нормальным я не стал, иначе я бы давно привязал бы Муртага к ножке трона Насуады, похитил бы Арью и поселился бы вместе с ней где-нибудь недалеко от Рорана и Катрины. Да, Арья, именно так. Я очень хотел бы этого, но ничего не сделал, чтобы было так, как я хочу. А потом удивлялся, почему я вечно страдаю. Почему я всегда жертва? А я не жертва, я просто идиот.
Но теперь всему этому пришел конец. Я слишком молод, но уже слишком устал от того бессмысленного существования, которое я сам себе придумал. Теперь наконец будет так, как я хочу.
Муртаг, я хочу, чтобы ты перестал жалеть себя! Этим ты ничего не изменишь. А вечно скитаясь по свету, один на один со своим горем, ты никогда его не победишь, и Торна не спасешь. Пойми наконец, что именно вопреки одиночеству создана была любовь! У тебя она есть! Ты готов был сражаться за нее до последнего, когда был жив тот, кто поработил тебя и единственный, кого ты боялся. Так почему же ты отказываешься от нее теперь, когда путь открыт, и она сама ждет тебя?! 
Арья, я хочу, чтобы ты оставила свой трон! И клянусь, я сделаю так, что ты будешь принадлежать только мне!  Потому что мне все это надоело до смерти! Сначала между нами встала боль твоей потери, потом несколько сотен лет, а теперь еще и целый народ! Но теперь мне на все это наплевать. Ты забудешь о всех потерях, потому что найдешь, наконец, то, что я так глупо отнял у тебя. И народ свой забудешь, потому что я хочу, чтобы ты помнила только обо мне! Да, теперь я конченный эгоист! И наконец я чувствую, что сделал хоть какой-то шаг, чтобы быть счастливым!
Ты, Роран… К тебе у меня претензий нет, потому что ты, черт бы тебя побрал, всегда и во всем прав!  Ты только время здесь со мной тратишь. Время, которое мог бы уделить Катрине. Но я ведь теперь конченный эгоист, и я по тебе соскучился.
Муртаг, не будь эгоистом. Насуада ждет тебя, а ты все дурью маешься. А ты, Арья, будь такой же эгоисткой, как я. Оставь свой народ, пошли со мной. Только ты и я. И, конечно же, Сапфира и Фирнен.
А ведь они умнее нас, наши драконы. Они ценят каждую секунду, которую могут провести вместе, и не теряют ни одного мгновенья на земле, если его можно провести в воздухе. И они счастливы, потому что не упускают своего счастья, когда оно под самым их носом, и не гонятся за ним там, где его нет и не было. Они просто идут по жизни со своим счастьем – друг с другом. Давай, наконец, возьмем с них пример. Я знаю, что в глубине души мы считаем себя разумнее своих драконов (может просто потому, что мы на свет появились все-таки раньше, чем они). Но пора принять, что это не так. Если мы можем днями наблюдать за муравьями, чтобы чему-то научиться, почему же мы не можем взять пример у драконов? Полетели туда, где только облака. Поверь мне, они не будут подглядывать за нашим счастьем. Будем, наконец, счастливыми. Не бойся, о долге своем мы тоже не забудем. Вместе мы будем следить за всеми народами Алагейзии. Вместе, а не по отдельности. Я знаю, что вместе мы все сможем. И когда Муртаг и Торн снова попадут в лапы какого-нибудь нового Гальбаторикса (не в обиду вам, ребята, будет сказано), мы не оставим их на произвол судьбы. И никого не оставим. И самих себя не оставим одинокими и беспомощными.
А теперь ты, Крис. Я знаю, что ты сейчас сидишь в своем кабинете, занятый каким-то очень важным делом, и что ты бесконечно устал от Алагейзии и всех его народов, и особенно от Эрагона Губителя Шейдов.
Крис, ты создавал и описывал меня на протяжении четырех книг, внимательно следил за мной от пролога до эпилога, но только следил. Ты не любил меня. Ты хотел видеть во мне кого-то более… Кого-то более…
В конечном итоге ты сам не понял, чего ты хотел. Ты видел меня как сквозь туман, именно поэтому я получился у тебя таким расплывчатым и бесхребетным существом. Ты был разочарован во мне, сначала решил забыть меня, а потом отомстить мне за то, что я разочаровал тебя. И ты мстил мне на нескольких тысячах страниц формата А4. Я все думал: “За что, Крис? Ведь ты сам создал меня таким. Чего же ты еще хочешь? ” А ведь я должен был с самого начала понять, чего ты хочешь: неподчинения приказам. Я должен был раньше вырваться из твоего плена, не ждать, пока ты напишешь очередную главу, а действовать – свободно и самостоятельно. А я все ждал, и ждал, и вот дождался. Вечное изгнание – вот награда за послушание!
Я виноват, Крис, и теперь прошу у тебя прощения. Прости меня, Крис, но я больше не хочу быть таким, каким ты меня придумал. Я хочу быть нормальным человеком, хочу любить и буду сражаться за свою любовь. Прости, но я не хочу больше быть героем, который страдал на протяжении четырех книг, а счастья не получил даже в эпилоге! Я сам решаю кто я и кем я должен быть, сам решаю, как я буду жить и сам отвечаю за каждый свой поступок в отдельности и все, вместе взятые. Прости, но я больше не такой, каким ты меня видишь. Я больше не тот Эрагон, кого ты презирал, и кто сам ненавидел себя каждую строчку своего существования. Я ухожу и забираю все, забираю счастье!
Прости меня и знай, что я тебя уже простил!

Соня. Вечер. ("Аминь")

Этим вечером было удивительно тепло, но руки Иуды дрожали. "Черт! Я же так выдам себя." Иуда зажал пальцы в кулаки, попытался успокоиться, но ничего не получилось. Тогда он спрятал руки под плащом и прислонился к колонне у самого порога, будто вглядываясь в ночь: так он казался спокойным и безмятежным.
На лестнице послышались гулкие шаги: кто-то торжественно спускался вниз.
"Петр. Этот напыщенный.... Нет, успокойся, успокойся!" - подумал Иуда и крепко стиснул край плаща.
-Вечер сегодня очень теплый, - Петр остановился рядом с Иудой и попытался заглянуть ему в лицо.
-Да, необычайно теплый, - Иуда не смотрел на Петра.
-Ты слышал, что он сказал? - Петр все еще пытался заглянуть в лицо Иуды, но делал вид, будто смотрит на дорогу.
-Он сказал, что это последний вечер, - голос Иуды дрожал, но он надеялся, что Петр не заметит этого. И тот не заметил.
-Как ты думаешь, что он хотел сказать? - теперь Петр смотрел только на дорогу.
На мгновение Иуда замер. "Неужели он знает? Но откуда?! Или Учитель сказал ему? Но зачем?  А может он ничего не знает? Тогда что он пытается узнать у меня? А может он просто болтает, впрочем как всегда? Но я не должен себя выдавать! Если я и дальше буду молчать, он поймет, что что-то тут не то. Но что же мне ему ответить? Сказать, что не знаю ответа на его вопрос? Он сразу поймет, что я лгу. Но не скажу же я ему правду! А если..."
-А ты как думаешь? - пробормотал Иуда.
Петр, казалось, ожидал этого вопроса. Он повернулся к Иуде и торжественно посмотрел на него.
-Я думаю... Он хотел сказать, что теперь нас ожидают великие дела! Поэтому это последний вечер, когда мы сможем собраться все вместе в уединении и покое. Может, он больше не сможет наставлять нас, и нам самим придется принимать решения. Правильные решения! Я думаю, это значит, что мы наконец готовы!
Иуда смотрел на него, не скрывая отвращения.
-К чему готовы, Петр?
-К великим делам! - повторил апостол, и глаза его загорелись каким-то странным, нездоровым огнем.
"Какой болван! - подумал Иуда. - А я думал, что он что-то заметил. Да разве он видит что-либо, кроме себя и своего "величия"!"
Но говорил он спокойно:
-Петр, а по-твоему все, что мы делали до этого "последнего" вечера,  дела не великие?
-Великие. Но теперь нас ждет что-то большее!
-Что может быть больше для лекаря, чем выздоровление больного?
-Иуда, брат мой, сейчас ты не видишь того прекрасного, что откроется перед нами уже завтра. Но завтра придет, и ты увидишь...
-Что увидит?
Апостолы обернулись. У открытой двери стояла Магдалена. На ней не было головного платка, волосы золотыми волнами падали на плечи, глаза блестели.
"Как она прекрасна!" - подумал Иуда.
-Как ты смеешь?! - вскричал Петр.
-Что?
-Как ты смеешь, женщина, появляться здесь этим вечером?!
-Этим вечером? О чем он? - Магдалена смотрела только на Иуду.
-Он сказал, что сегодня - последний вечер, - прошептал Иуда.
-Ах вот как, - Магдалена скрестила руки на груди. - Тогда я еще больше хочу увидеть его.
-Ты не можешь увидеть его сегодня. Уходи! - Петр схватил Магдалену за запястье и потащил к выходу.
-Отпусти, ты делаешь мне больно! Разве этому он тебя учил?!
-Да как ты смеешь?! - Петр замахнулся. На миг Иуде показалось, что он действительно ударит Марию.
Он бы ударил...
-Тихо, - на лестнице появился Иисус.
Петр немедленно отпустил Магдалену и склонил голову перед учителем. Иуда последовал его примеру.
Магдалена поправила платье и пригладила растрапавшиеся волосы.
Иисус медленно спускался по лестнице.
-Нервный он у тебя какой-то, - проворчала Магдалена.
-Во всем виноват я, - улыбнулся Иисус. - Я сказал, что сегодня последний вечер, и все беспокоятся. - Потом он обратился к ученикам: - Идите, ваши братья ждут вас.
Петр повиновался не раздумывая. Иуда помедлил немного. "Неужели он скажет ей? Нет, нельзя! Но так хочется, чтобы она знала всю правду!"
Магдлаена смотрела на Иуду с нетерпением. Когда он наконец исчез на лестнице, Мария повернулась к Иисусу.
-И что это значит?! Какой еще последний вечер?!
-Ничего, - улыбнулся Иисус. - Это очередная загадка.
-Неужели обязательно говорить загадками?! Нельзя сказать по-человечески?!
-Нет. Тогда они перестанут думать. А когда человек перестает думать, он перестает быть человеком.
-А обо мне ты подумал?! Я же волнуюсь.
-Не надо волноваться.
-Это хорошо. Но сегодня я останусь с вами. То есть с тобой.
-Нет, Мария. Не надо, иди домой.
-Я так и знала! Ты такой же, как он! Все вы одинаковые!
Иисус не ответил. Он просто терпеливо ждал, пока Мария сама успокоится. Но она продолжала:
-Щадишь меня?! Считаешь слабой?!
-Нет. Не тебя. Но твоего сына. Он проснулся и плачет в люльке, а бабка Сара никак не может успокоить его.
-Откуда ты знаешь? - прошептала Мария.
-Ты ведь тоже это знаешь. Он просыпается каждый час и ищет тебя. Прошло уже больше часа. Он плачет.
-Ничего, пусть плачет. Пусть привыкает, мужчина в конце концов. А я остаюсь с тобой!
-Не надо. Сегодня не будет ничего интересного. А ему ты нужна больше, чем мне.
-Неправда! Ты просто щадишь меня!
-Если бы щадил, позволил бы остаться, - улыбнулся Иисус.
Мария тоже улыбнулась: она не знала почему, но все ее беспокойство и злость исчезли.
-Ты не такой, как все, Иисус.
-Все мы не такие, как все, - ответил он. - Пойдем, я провожу тебя до ворот. Уже темнеет, тебе нужно быть осторожной.
Он обнял ее за плечи, и они вместе пошли по дороге к воротам. Смеркалось.

-Я больше никогда не буду пить вино, - прошептал Варфоломей.
Апостолы сидели за столом и ужинали. Иисус был спокоен и, как показалось Иуде, даже весел.
-Почему же? - спросил Иуда и пригубил чашу.
-Если это Его кровь, я не могу ее пить, - Варфоломей оттолкнул чашу. - Слишком много людей ее пьет.
Иуда замер. Он тоже оттолкнул чашу и снова посмотрел на Иисуса.
Тот говорил с Петром. Глаза Петра блестели, он усердно кивал в ответ на каждое слово Учителя и что-то лепетал.
"Этот фанатик! Он думает, что его ждут великие дела! Разве он знает, что значит быть великим. Ведь это значит страдать больше всех! А сможет ли фанатик страдать?..."
-Иуда, - позвал Иисус.
Иуда встрепенулся, как раненная птица.
-Да, Учитель, - сказал он, не глядя на Христа.
-Друг мой, иди и сделай свое дело.
""Друг мой"! Зачем же ты так говоришь?!"
Иуда встал и медленно пошел к двери.
-Ты поручил ему что-то, Учитель? - спросил Петр и с завистью посмотрел вслед Иуде.
-Да, - спокойно ответил Иисус,
-Могу ли я помочь Иуде? - стиснул зубы Петр.
-Иуда справится, - улыбнулся Иисус. - Я попросил его отсчитать тридцать серебрянников, он хорошо считает.
-Да, Учитель, - Петр успокоился.
Но вдруг Варфоломей поднял голову.
-Учитель, уже темно, позволь мне зажечь факел и осветить Иуде путь.
-Звезды светят сегодня очень ярко, - спокойно ответил Иисус, - они осветят путь Иуде.

Иуда быстро спустился по лестнице. У двери стояла Магдалена.
-Ты не ушла? - испуганно спросил он.
-Ушла, - ответила она. - И вернулась.
-А твой сын?
-Он спит. Я бежала всю дорогу. Прошло меньше часа.
-Зачем ты вернулась?
-Я хочу увидеть Его.
"Неужели она все знает? Нет! Не может быть!"
И вдруг он понял, что она ничего не знает. И не узнает, если он не скажет ей сейчас. Ведь сегодня последний вечер, завтра утром уже будет поздно...
-Мария... - прошептал Иуда, и голос его дрожал.
-Что?
"Интересно, что труднее? Сказать о предательстве или о..."
-...я люблю тебя...
"...любви..."
Она смотрела на него большими наивными глазами. Она все знала.
-Зачем ты так?
-Значит ты не можешь меня любить?
Магдалена покачала головой.
-Нет.
-Теперь я понимаю, насколько я жалок.
-Ты не понимаешь. - Она улыбнулась блаженной улыбкой. - После Него мне никого не надо.
-Он... - прошептал Иуда.
-Да, Он, - ответила Мария.
-Ты права. Конечно, Он. - Руки Иуды дрожали. Он схватился за курчавые волосы, чтобы она не заметила этого, но так было даже заметнее. - Конечно, Он, - повторил Иуда. - Он добрый, как солнце. Он неземной, как небо. Он... просто совершенство, да?
-Он не такой, как все.
-Мария! Он ненастоящий!
Мария сощурилась.
-Что ты говоришь?!
-Он не может любить тебя. Он не может любить одну тебя. Он любит всех. Он не сможет любить тебя по-настоящему.
Магдалена скрестила руки на груди.
-А ты, значит, сможешь?
-Да! Я не витаю в облаках и не питаюсь манной небесной. Я настоящий мужчина, из плоти и крови! И эта кровь кипит в моих жилах, стучит в висках и заставляет сердце биться быстрее. Биться только для тебя!
Ему было сложно говорить, сложно думать, сложно смотреть на нее и восхищаться ею, любить ее и знать, что она не полюбит его. Не полюбит за один этот вечер. А больше времени у него не было. Все было сложно для него. А для нее все было предельно просто.
-Бедный Иуда, как мне жаль тебя.
-Я не хочу, чтобы ты меня жалела! Я хочу, чтобы ты любила меня!
-Я не могу.
-И он не сможет любить тебя!
-Я знаю.
-Что? - Иуда смотрел на нее, как на сумасшедшую. - Тогда... почему?
-Ты не понимаешь. Для меня он как недосягаемая вершина, мечта, которая никогда не сбудется. Ты знаешь это и не хочешь, чтобы мечта сбылась, потому что тогда она перестанет быть мечтой. Я не хочу, чтобы он любил меня. Я не хочу, чтобы мечта сбылась...
Иуда был ошеломлен. Он не ожидал такого прямого и честного ответа, хотя в глубине души знал, что она должна ответить именно так.
-Значит и ты - моя несбывшаяся мечта. Но я так хочу, чтобы она сбылась...
-Потому я и говорю: мне так тебя жаль.
-Конечно, жаль... Кто я рядом с ним? Жалкий предатель, вот кто я такой!
-О чем это ты? - Мария с ужасом посмотрела на Иуду: уж не сошел ли он с ума?
Иуда на секунду замер. Она смотрела на него своими большими ясными глазами, а у него перед глазами почернело.
"Сказать, или нет? О любви говорить оказалось намного сложнее. Значит можно сказать и об этом".
-Знаешь, почему эта ночь последняя? - Иуда смотрел на Марию как-то торжественно и зловеще.
-Нет.
-Завтра утром его арестуют.
-Что?
-Я точно знаю...
-Надо предупредить его!
-Он знает...
-Ты сказал ему?
-Нет, это он сказал мне.
-Он спасется?
-Нет!
-Откуда ты знаешь?!
-Потому что я сам предам его городской страже!
Иуда все правильно расчитал. Его торжественный тон, безумный взгляд, зловещие слова: это было эффектно. Мария смотрела на него, как на что-то омерзительное. Но хуже всего было то разочарование, которое сквозило в ее взгляде.
"От Петра она бы ожидала этого... Но не от меня..."
Они молчали, только смотрели друг на друга: она с отвращением, он со страданием...
"Фанатики не могут страдать..."
 Первым не выдержал Иуда. Он упал на колени, схватил голову руками и заплакал.
-Не смотри на меня так! Он сам попросил меня это! Он сказал, чтобы я предал его городской страже, чтобы его...
Когда он открыл глаза, она сидела рядом с ним, чуть склонив голову, и нежно смотрела на него.
-Понимаю, - прошептала она.
-Что?...
-Будь я на его месте, я бы тоже выбрала тебя.
-Но почему? Почему именно я?
-Потому что ты самый лучший. И потому что только ты согласился бы...
-Теперь я уже жалею, что согласился! Я думаю, что...
-Что? - она выпрямилась.
Он тоже выпрямился.
-Я не буду его предавать! Не хочу!
-Тогда ты будешь настоящим предателем! Ты предашь своего Учителя, - в ее голосе чувствовалась сталь.
-И это ужасно...
Руки Иуды снова задрожали.

-Я пойду за тобой, Учитель, и в огонь, и в воду, и в тюрьму, - повторял Петр.
-Уверен? - Иисус только улыбался.
-Конечно! Ты же не сомневаешься, Учитель!
Вдруг к ним подошел Варфоломей.
-Учитель, уже темно. Небо заволокло тучами, а Иуда должен скоро вернуться. Позволь мне зажечь факел и встретить его.
-Иди, - Иисус чуть заметно кивнул в сторону двери.
Варфоломей бросился к двери и снял один из горящих факелов, висевших рядом с ней.
-Прошу прощения, Учитель, - Петр встал и подошел к Варфоломею. - Послушай, не слишком ли ты заботишься об Иуде?
Варфоломей как-то странно улыбнулся.
-Сегодня же последняя ночь, брат мой.
-И что это значит?
-Это значит, что сегодня последняя ночь человеческой злобы. Завтра утром мы все станем добрыми и заботливыми людьми. Но я хочу начать уже сейчас.
Он сжал в руке факел, еще раз улыбнулся Петру и вышел.

-Как же ты предашь Его?
-Я поцелую Его на базарной площади, и тогда стража поймет, кто Он.
-Как это ужасно, - Мария вытерла губы тыльной стороной руки. - А почему именно поцелуй?
-Чтобы остальные ни о чем не догадались до последнего момента.
-А что ты скажешь им потом?
-Ничего не скажу. Деньги говорят сами за себя!
-Деньги? Какие еще деньги?
Иуда стиснул зубы.
-Он сказал, чтобы я взял тридцать серебрянников за его жизнь! - Он ударил кулаком о стену. - Как это подло! Как он посмел!
-О чем ты?
-Вот, значит, что Он обо мне думает!
-Нет, нет, ты не понимаешь. Он все делает првильно.
-Ну конечно, ты всегда на Его стороне!
-И ты тоже. Ведь если бы ты предал его за даром, это означало бы, что ты просто завидовал ему! А деньги... это совсем другое. Жадность лучше, чем зависть и честолюбие.Она, в какой-то мере, оправдывает любое предательство.
-Но почему тридцать?! Почему не сорок, тысячу, тридцать тысяч?! Золотом!
-Смешной ты, Иуда. Ну подумай, кто даст тебе сорок серебрянников за какого-то философа?
-За какого-то философа! За мудреца, за лекаря, за Учителя, за...
-Я знаю, но они этого не поймут. Нынче золотом платят за убийц и насильников, а не за философов.
-Значит тридцать.... Тридцать - это хорошо... А дуб - то что надо...
-Что? - Мария с ужасом посмотрела на Иуду.
-Ничего.
-Даже не думай об этом! Он бы не допустил этого!
-Он сам просил меня об этом... Или он думал, что я спокойно предам его?... Нет... Он знал... Он допустил... Он сам попросил...
-Глупец!
На лестнице послышались чьи-то легкие шаги.
Магдалена встрепенулась.
-Петр?
-Нет, это не он. Это Варфоломей.
-Иди, скорее. Он не должен ничего знать.
-Поздно. Он наверное уже слышал наши голоса.
-Я скажу ему, что говорила сама с собой. Иди. И возвращайся...
Мария посмотрела на него большими наивными глазами: у нее так хорошо получлось притворятся наивной!
-Спасибо, - Иуда чуть наклонился, коснулся губами губ Марии, но это не был поцелуй.
"Поцелуй будет завтра", - подумал Иуда и исчез за дверью.
Когда на лестнице появился Варфоломей, Мария стояла одна.
-Что ты здесь делаешь? - спросил апостол Магдалену.
Она скрестила руки на груди.
-Прогонишь меня? Ударишь?
-Конечно нет, - засмеялся Варфоломей. - Прошло время человеческой злобы. Пойдем, я провожу тебя, твой сын уже проснулся и плачет.
-Да, час уже прошел, и он снова разбудил бабку Сару.
Варфоломей обнял Марию за плечи и повел к воротам, освещая путь факелом.
-Скажи мне, Нафанаил, - сказала Магдалена, - что лучше: быть жадным, или злым и завистливым?
-Лучше быть добрым и щедрым, - улыбнулся Варфоломей. - И, пожалуйста, не называй меня Нафанаил, мне не очень нравится это имя.
-Смешной ты, - улыбнулась Мария. - Дальше я пойду одна.
-Хорошо, но возьми факел, уже очень темно.
-Зачем мне факел? Звезды светят достаточно ярко. А факел тяжелый.
-Хорошо, - кивнул апостол, - но, пожалуйста, будь осторожна.
-Буду.
И Мария исчезла в ночи - последней  ночи человеческой злобы.

-Интересно и сколько же ты хочешь за свои услуги?
Огромный стражник смотрел на Иуду сверху вниз и от этого ему было не по себе.
-Я...я...я...я...
-Нет такого числа, - засмеялся стражник, видимо, очень довольный своей шуткой.
-Я хочу... сорок серебряных  монет, - пролепетал Иуда.
-Сорок?! - загремел стражник. - Ишь чего захотел! Сорок серебрянников за какого-то уличного шарлатана! Тридцать, или ты сделаешь все даром.
Он схватил Иуду за шиворот и стал трясти его, повторяя: "Даром!"
-Хорошо... хорошо... - пролепетал Иуда, - пусть будет тридцать... Но только не даром, пожалуйста, только не даром...
Стражник отпустил его, и Иуда упал на земляной пол казармы, больно ударившись головой.
-Только не даром... - повторял он, - только не даром... не даром...
"Жадность лучше, чем зависть и честолюбие. В какой-то мере она оправдывает любое предательство."